Джерард О`Нил - Черная месса
Схема была несложной. С помощью подкупа и угроз Чулла добивался, чтобы та или иная лошадь, обычно фаворит, проигрывала скачку. В зависимости от жокея и лошади сумма взятки варьировалась от восьмисот до нескольких тысяч долларов. Тем временем подручные Уинтера ставили на лошадей, чьи шансы на успех оценивались невысоко. Обычно делались ставки на победителя, на призовое место или на «показ» – приход к финишу в первой тройке, а также на различные комбинации ставок с высоким коэффициентом выигрыша, к примеру: в ходу была трифекта – ставка на трех участников одного забега с указанием последовательности, в которой они финишируют. Гангстеры промышляли повсюду, имея дело с букмекерами в Бостоне и окрестностях, а также в пригородах Лас-Вегаса. Иногда подстроить исход скачек не представляло труда. Например, на ипподроме «Поконо-Даунс» в Нью-Джерси число участников заезда на скачках часто бывало невелико. Чулла подкупал трех жокеев из пяти, а затем наблюдал, как стекаются деньги.
Что до Чуллы, тот вынужден был работать на банду. Ему не оставили иного выбора. Сын торговца рыбой, Чулла вырос в Бостоне и в детстве часто ходил с отцом на ипподром. Он начал мошенничать на скачках, когда ему едва исполнилось двадцать. Тони орудовал на ипподромах Массачусетса и Род-Айленда, подкупая жокеев или давая допинг лошадям. В конце 1973 года тридцатилетний жулик совершил ошибку, одурачив букмекеров, связанных с Хауи Уинтером. Главарь гангстерской банды обнаружил, что его надул молодой Чулла. Уинтер решил потолковать с Толстяком Тони.
Встреча состоялась в Саут-Энде, в Бостоне, в ресторанчике «Чандлер», владелец которого платил банде Хауи дань. «Уинтер знал, что я поставил у его букмекера Марио в договорном заезде, – вспоминал впоследствии Чулла. – Выигрыш составил шесть тысяч. Он сказал, что по моей вине потерял некую сумму и что я должен возместить ущерб, а не то меня ждут крупные неприятности».
К концу беседы за угрозами последовало деловое предложение. Вскоре Чулла с Хауи встретились в Сомервилле. Состоялся еще один разговор. Немного позднее, все в том же 1973 году, они условились о встрече в автомастерской Хауи «Маршалл моторс». На этот раз Уинтера сопровождало его ближайшее окружение, включая и Балджера. Партнеры договорились об условиях и обсудили детали. Каждая из сторон вносила «весомый вклад» в общее дело к очевидной обоюдной выгоде – в выигрыше оказывались все. Чулла в мире скачек чувствовал себя как рыба в воде. Он давно варился в этом котле и отлично знал ипподромы, жокеев и лошадей. Уинтер брал на себя букмекеров. Вдобавок он и его подельники купались в деньгах и могли играть по-крупному, что они и собирались делать. К тому же, что немаловажно, мускулистые боевики из «Уинтер-Хилл» обеспечивали безопасность предприятия на случай, если какому-нибудь букмекеру, сообразившему, что его провели, вздумалось бы отомстить.
Начиная с июля 1974 года Чулла и банда Уинтера успешно промышляли махинациями на скачках по всему Восточному побережью: на ипподроме «Суффолк Даунс» в Восточном Бостоне, в Салеме, штат Нью-Гэмпшир (ипподром «Рокингем»), в Линкольне, штат Род-Айленд (ипподром «Линкольн Даунс»), в Плэйнс Тауншип, Пенсильвания (ипподром «Поконо»), в Гамильтон Тауншип, Нью-Джерси (ипподром «Атлантик-Сити»), в Черри-Хилл, Нью-Джерси (ипподром «Гарден-Стейт») и много где еще.
Но позднее дело приняло скверный оборот. Один жокей из Нью-Джерси начал сотрудничать с полицией. Толстяка Тони арестовали, привлекли к суду и почти на шесть лет поместили в тюрьму штата. Но Тони пришлась не по вкусу тюремная жизнь. К концу 1976 года у него тоже развязался язык. Полиция Нью-Джерси привлекла к делу ФБР, и в начале 1977 года Толстяка внезапно выпустили из тюрьмы, включив в программу защиты свидетелей. В обмен на смягчение наказания Чулла согласился выступить в роли ключевого свидетеля обвинения и выложил федеральным агентам все о своих связях с бандой Хауи Уинтера, о регулярных встречах в «Маршалл моторс» с молодчиками из «Уинтер-Хилл», о Балджере и о Флемми, который в 1974 году вернулся в Бостон из Монреаля.
В начале 1977 года до Бостона еще не дошли слухи о том, что жизнь Чуллы сделала крутой поворот. Хотя агентов местного отделения ФБР и привлекли к расследованию, но Коннолли не входил в их число. Отдел по борьбе с организованной преступностью возглавил Джон Моррис. Коннолли еще не располагал необходимыми рычагами влияния на начальство, чтобы в случае чего позаботиться о своих осведомителях. Вдобавок ничто не предвещало угрозы его бесценным информаторам, и он даже не предполагал, что в скором будущем придется разваливать следствие. Дело о мошенничестве на скачках поступило в отделение ФБР штата Массачусетс, и лишь затем его отправили в Бостон. Коннолли оказался беспомощен перед надвигающейся катастрофой. Он ничего не мог предпринять. Способ, столь удачно сработавший, когда речь шла о компании «Мелотоун», на этот раз явно не годился.
Федерального агента, занимавшегося работой со свидетелем, звали Том Дейли. Его офис находился в пригороде Лоуэлла, штат Массачусетс. Впоследствии Дейли тесно сойдется с Коннолли, пока же он готовил Чуллу к выступлению на судебном процессе против Хауи Уинтера и его банды. Положение осложнилось еще больше, когда на сцену выступил Джон Моррис, которому теперь предстояло осуществлять надзор за Коннолли. ФБР не могло продолжать сотрудничество с осведомителями, оказавшимися фигурантами крупного процесса. Таким образом, Моррис распорядился прекратить контакты с информаторами из высшего эшелона. «Конфиденциальное сотрудничество с Балджером в настоящее время прекращено, – писал Моррис в докладной записке, – поскольку продолжение может в ближайшем будущем повлечь за собой юридические трудности». У Коннолли не оставалось иного выбора, кроме как подписать и отослать в главное управление ФБР в Вашингтоне, соответствующий рапорт от 27 января 1978 года приобщив копию к досье Балджера, как того требовала должностная инструкция.
Неужели «любовный танец» так внезапно оборвется?
Ну нет. Моррис с Коннолли кое-что задумали.
В действительности январская докладная записка знаменовала собой начало новой эпохи – эры творческого подхода к составлению документов, который взяли на вооружение Моррис с Коннолли, работая с досье Балджера и Флемми. По сути их отчеты были полностью сфабрикованы. Возможно, внешне Моррис производил впечатление делового, рьяного служаки: сдержанность, бесстрастность, субтильное сложение и тонкогубое лицо делали его похожим на книжного червя, ревностного блюстителя правил, однако под этой личиной скрывался совсем другой человек. Глядя на удачливых выскочек вроде дешевого позера Коннолли или его предшественника, седовласого Пола Рико, Моррис чувствовал себя уязвленным, словно спортивный администратор, завидующий блестящим игрокам, которым удалось выбиться в звезды. Вскоре после перевода в Бостон в 1972 году он даже попытался доказать, что тоже не лыком шит.
Моррис бился над расследованием трудного дела о ростовщичестве и не слишком далеко продвинулся, пытаясь склонить к сотрудничеству одного гангстера по имени Эдди Миани. Ничего не добившись в приватных беседах, Моррис с двумя другими агентами однажды ночью прокрался к дому Миани и забрался под его машину. «Это был провод с капсюлем-детонатором, – рассказывал позднее Моррис. – Все выглядело так, будто к автомобилю пытались прикрепить взрывное устройство». Сделав свое дело, агенты анонимно позвонили в местное отделение полиции и сообщили, что какие-то неизвестные крутились возле машины Миани. Полицейские прибыли на место, подняли Миани с постели и показали ему обезвреженную бомбу. На следующий день Моррис снова наведался к гангстеру. «Видишь, я же говорил, твои дружки пытаются тебя убить, – заявил он. – Не глупи. Пойдем лучше с нами. ФБР – твоя единственная надежда».
Миани велел агенту проваливать, и грязная уловка с бомбой так и осталась тайной. Но однажды нарушив закон, Моррис ощутил вкус вседозволенности и с годами развил в себе известную «гибкость», так что к тому времени, как встать во главе отдела по борьбе с организованной преступностью, они с Коннолли уже были под стать друг другу. В сравнении с поддельными бомбами подтасовка документов ФБР казалась невинной шалостью, после дела о мошенничестве на скачках Коннолли и его начальник с легкостью стряпали любые фальшивки.
Так, в 1978 году Моррис указал в докладной записке, что Балджер больше не является информатором ФБР, однако Уайти так и не узнал о мнимом изменении своего статуса, и Коннолли продолжал встречаться с ним как ни в чем не бывало. Более того, Моррис откровенно солгал в последующем рапорте, заявив, что в период расследования дела о мошенничестве на скачках Коннолли «прекратил все контакты» с осведомителем. Это не соответствовало истине. Позднее, в 1980-е годы, конфиденциальное сотрудничество с Флемми официально не поддерживалось в течение трех лет. Однако Стиви никто об этом не сказал, и за эти три года Коннолли составил сорок шесть отчетов о беседах с гангстером, якобы вычеркнутым из списков осведомителей ФБР. Во встречах с Флемми в то время принимали участие и другие агенты. Никто из руководства бюро не потребовал от Коннолли или его коллег объяснений, на каком основании те общаются с информатором, досье которого закрыто. Поскольку документы были в порядке, сложившееся положение вещей всех устраивало, и вопросов никто не задавал.
